Стремительно устаревает концепция, когда врач должен находиться в больнице. Михаил Югай

Мы продолжаем беседы с интересными спикерами, врачами и всеми, кто развивает медицинские высокие технологии. Сегодня мы в гостях у Михаила Югая, доцента кафедры экономики и управления факультета социальных наук Высшей школы экономики и генерального директора Фонда Международного медицинского кластера.

Хочется разобраться в истории появления в России Международного медицинского кластера, наверное, это было непросто пролоббировать? И почему именно Фонд? Такая структура организации обусловлена какими-то аспектами действующего законодательства?

Международный медицинский кластер (ММК) — это часть территории Инновационного центра «Сколково», территория около 60 Га, на которой уже построено первое здание – в нем работает первый наш участник, израильская клиника «Хадасса». ММК – это проект Правительства Москвы, основная цель проекта – эволюционное развитие медицины. Кластер должен стать одной из точек роста российского здравоохранения.

Деятельность Международного медицинского кластера регулируется специальным законом № 160-ФЗ, в нем прописан особый режим для участников кластера. Закон изначально было пролоббировать непросто, но он необходим для эффективного трансфера технологий. Закон убирает несколько барьеров. Участники кластера – могут применять на территории ММК протоколы и технологии лечения, а также лекарственные препараты родной страны. Иностранные врачи могут работать в клиниках кластера без подтверждения своих дипломов.

Фонд Международного медицинского кластера – это организация, которая должна наполнить кластер содержанием. Правовая форма Фонда дает возможность срастить интересы государства и бизнеса, это гибкая структура, которая включает в себя и элементы государственной организации, и бизнеса. При этом, Фонд – это некоммерческая организация (НКО), то есть наша деятельность направлена не на достижение прибыли, а на достижение цели.

Фонд занимается содержательной частью кластера: привлекает клиники, проводит отбор этих клиник, все организационные вопросы и юридическое обеспечение процессов - на Фонде. Занимается ли Фонд привлечением инвестиций?

Да. Фонд, в первую очередь, должен привлечь участников медицинского кластера, это и есть наша основная задача. Но для того, чтобы они смогли работать, нужны инвестиции. Нужен бензин для машины, чтобы она поехала. Поэтому мы должны искать инвесторов, а дальше помочь им и клиникам осознанно интегрировать свои интересы.

Бывает, когда клиника одновременно и участник, и инвестор?

Такие примеры есть. Конечно, это оптимальный вариант, но, по большей части, инвесторы и клиники идут отдельно. Проекты клиник дорогие, и таких объемов инвестиций, как правило, в медицине нет. В качестве инвесторов выступают крупные финансовые структуры, девелоперы, и т.д.

Стоят ли инвесторы в очередь за возможностью вложить деньги в проекты медицинского кластера?

Я дал бы другое определение, так как все наши проекты кастомизированы. У нас есть группа клиник, которая готова зайти в проект, и у нас есть группа инвесторов, которые предварительно согласны их финансировать.

Дальше нужна тонкая настройка этой модели, так как время возврата инвестиций более 10 лет. Все участники должны быть между собой совместимы, обладать схожими ценностями. Это как брак, во всей этой истории очень много человеческого, и в таких длительных инвестиционных проектах по-другому просто не получается.

Одна из причин, почему медицина неохотно финансируется частным капиталом, - с финансовой точки зрения медицинские проекты очень плохо поддаются прогнозированию даже на пять лет вперед, а уж как все это будет выглядеть через десять лет, предсказать, в принципе, невозможно. Одинаковые ценности – это единственная возможная гарантия того, что, когда придется принимать сложные решения за рамками изначально одобренного бизнес-плана, все точно смогут договориться.

Каким, как вы считаете, окажется спрос на высокотехнологичную медицину в нашей стране?

Несмотря на то, что проект напрямую не обслуживает пациента, именно он – пациент – является основным выгодоприобретателем. Мы рассматриваем ММК как институт роста сначала здравоохранения Москвы, а затем и всей России.

Почему именно как институт роста? Во-первых, дело в том, что в мире роль медицины за последние десятилетия радикально поменялась. Запрос на долгую жизнь удовлетворен давно.  Но люди стали больше болеть из-за увеличения продолжительности жизни. Теперь сформировался запрос не просто на долгую жизнь, но на здоровую и полную сил долгую жизнь. Мы будем задавать тот уровень медицинских услуг, направленных на удовлетворение современных запросов, на который будут равняться все остальные. ММК через трансфер технологий будет стимулировать развитие конкуренции в сфере здравоохранения, а конкуренция – это всегда двигатель прогресса.

Во-вторых, ММК – это образовательный проект. Сейчас новые медицинские технологии врачи осваивают за границей, а в нашем кластере они смогут перенимать опыт дома.

И, наконец, третье – медицина сегодня не может существовать без образования и науки. Именно поэтому все три компоненты мы собираем в одном месте, должна возникнуть синергия и дать импульс для развития сферы здравоохранения. Иначе ничего не выйдет.

Резюмирую: ваш кластер – это не медицинский оффшор, где смогут вылечиться российские чиновники, которых не выпустили за границу, а место формирования нового медицинского знания и стандартов?

Да, конечно, это платформа для развития современной медицины. Непонятно, вообще, откуда взялся такой слух. Если бы это было правдой, то логичнее было бы сделать кластер на закрытой территории, за высоким забором. У нас же в ММК все открыто и доступно всем.

Важно ведь не просто обучить врача использованию новых медицинских IT-технологий, есть и другие критические навыки, такие как тайм-менеджмент и качество управления процессами в целом, владение которыми необходимо для работы в высокотехнологичной медицине. Как вы собираетесь их внедрять?

В России я несколько лет занимался вопросами менеджмента здравоохранения. В силу исторических особенностей у нас эта специальность не сформировалась. Государственная медицина доминировала, конкуренция отсутствовала, поэтому необходимости в специализированном менеджменте, способном эффективно решать задачи по поддержанию эффективности клиники в конкурентной среде, просто не было.

Но когда к нам приходит иностранная клиника, она приходит со своими моделями операционной деятельности и внедряет их здесь. Все будет выглядеть точно так же, как когда рухнул "железный занавес". Иностранные компании пришли в Россию со своими менеджерами и сотрудниками, в их деятельности абсолютно все было подчинено их рабочим стандартам, и не прошло и года, как наши люди научились работать столь же эффективно.

Я в те времена начал работать в западной компании, и каждое действие сотрудника было описано множеством скриптов. Сначала было непривычно, но уже через 12 месяцев наш офис ничем не отличался от подразделения этой организации в Гамбурге.

А еще клиники придут к нам со своими информационными системами, которые неизбежно начнут изучать наши врачи, и через короткое время наиболее удачные алгоритмы и принципы работы зарубежных медицинских информационных решений начнут использовать и другие наши медицинские учреждения, находящиеся за пределами кластера. IT – это всегда вопрос технического задания, сделать отечественные разработчики все смогут, надо, чтобы специалистам объясняли задачу наши врачи, освоившие их системы на практике.

Иностранные решения должны быть совместимы с нашими системами и отвечать требованиям действующего законодательства, достаточно жесткого. С территорией кластера все понятно, там действует свое правовое поле, а как вы будете распространять такие решения на остальную территорию страны?

К закону можно относиться двумя разными способами: считать его константой, либо рассматривать его как гибкую развивающуюся систему с обратной связью. Вторая концепция нам симпатична больше, ибо форма следует за функцией, а не наоборот. И это не допущение, это наша практика. По мере появления участников кластера они начинают реальную работу. А мы начинаем стимулировать изменение закона, пока среда не становится комфортной для наших участников.

Это прекрасное слово - лоббизм! Понимая на практике, что нужно рабочее законодательство, чтобы двигаться вперед, вы занимаетесь взаимодействием с органами власти?

Да, конечно. Порой хотелось бы достигать целей быстрее, но мы понимаем, что находимся в зоне интересов самых разных ведомств, согласование позиций между ними требует времени. Однако процесс действительно идет, и опыт работы с органами власти у нас сугубо положительный. Если в этом есть необходимость, - законы можно и нужно менять, главное – заранее подготовить корректную аргументную базу.

Говоря о телемедицине: по вашему мнению, какие новые технологии будут внедрены в здравоохранение в ближайшие 3-5 лет?

Смотрите: десять лет назад вообще мало бы кто понял, о чем мы с вами разговариваем. А сейчас как должное воспринимается возможность оцифровки большой части медицинских данных, которые могут быть переданы мгновенно в любую точку мира. Мы накопили огромные массивы, и буквально на наших глазах появляется возможность их типизировать и выявлять закономерности средствами машинного анализа. Невозможно сказать, как будет выглядеть медицина с технологической точки зрения уже через пару лет, процесс трансфера технологий ускоряется.

Зато можно предположить, какие классические парадигмы медицины скоро канут в лету. Например, на протяжении всей истории справедливо считалось, что медицина — это, в первую очередь, взаимодействие врача и пациента. Может быть, это представление в ближайшее время и не исчезнет полностью, но теперь в большинстве случаев не нужен прямой контакт между врачом и пациентом, а зачастую не нужен и сам врач.

К примеру, язва желудка теперь может быть диагностирована не только без участия человека, но и без использования специальной аппаратуры, просто на основе совокупности определенных медицинских данных пациента, проанализированных специально обученной на таких диагнозах нейросетью.

Также стремительно устаревает концепция, что врач должен находиться в больнице. С помощью современных технологий врач может отслеживать состояние больного откуда угодно, да и необходимости уже в этом нет: рутинный контроль здоровья могут взять на себя носимые диагностические устройства в сочетании со специальным ПО, которые обратят внимание врача на происходящее, если что-то пойдет не так, но в остальное время отвлекать его не будут. Собственно говоря, есть мнение, что вскоре даже в реанимационных отделениях потребность в физическом присутствии специалистов резко упадет.

5 лет назад в Швейцарии я присутствовал на операции, которую проводил с помощью хирургического комплекса "Да Винчи" хирург, находившийся в тот момент в Чикаго. Думаю, мы недооцениваем скорость, с которой такого рода медицинские услуги превратятся в нечто привычное и обыденное для всех.

И скорее всего, технологии решат проблему с нехваткой врачей и их перегрузками, потому что 80% медицинских процедур и операций будут стандартизированы и автоматизированы до такой степени, что для их выполнения человеческий персонал окажется просто не нужен.

У многих врачей есть возражения против цифровизации медицины именно в контексте этих 20% нестандартных случаев. Они боятся, что индивидуальность человеческого организма придется втискивать в прокрустово ложе шаблонов и стандартов описания диагнозов.

Это проблема решается совершенствованием законодательства в сочетании с внедрением автоматических лабораторий. В том случае, если автоматический комплекс не сможет самостоятельно определить проблему, он вызовет специалиста, а там уже недалеко до схемы «врач-врач». Но это будет происходит все реже, потому что статистика будет накапливаться, а значит – диагнозы будут все точнее.

В одном из своих интервью вы привели корейскую медицину как пример быстроразвивающейся отрасли. Как вы считаете, сколько времени надо нам, чтобы совершить качественный рывок до их уровня?

Возможно, через некоторое время мы Корею можем и опередить. Я думаю, что 10 лет – достаточный срок, чтобы фундаментально поменять ситуацию с медициной в России. Синтез конкуренции, науки, интеллекта и изобретательности, свойственный нашему народу, может дать поистине потрясающие результаты. Просто для этого нужна мотивация, а мотивация — это вера в цель. При наличии нашего желания и решимости, если мы хотим построить лучшую медицину в мире, - мы это сделаем.